|
С тех пор, как переехала на дачу, ярче и заметнее стал контраст между городом и деревней. С каким содроганием приходится каждый день покидать черное звездное небо, холмы, похожие на сонных животных, высокие ароматные травы, покрытые росой, а теперь уже инеем, реку, над которой еще недавно в тумане и предрассветных сумерках танцевали столбики пара, будто души умерших над Стиксом. Теперь, с наступлением зимы, я миную ее поседевшие берега в ночной синеве. Река медленно, будто засыпающий на холоде Мировой Змей, тащит свое маслянистое темное тело навстречу губительным городам. За городом нет суеты и толчеи, хоть жизнь бьет ключом в любое время года. Здесь у каждого существа есть личное пространство, и пространство это наполнено гармонией и жизненной силой. Даже земля под ногами, даже камни тут живые. И дом здесь — не сомнительное убежище посреди разбушевавшейся враждебной стихии и не жалкое крохотное гнездо в колонии ополоумевших ткачиков. О нет, это Дом, построенный с любовью, дышащий уютом и покоем. И земля — своя настолько, что, казалось бы, в ней можно пустить корни. Важное ощущение для того, кто всю жизнь прожил перекати-полем, легко срываясь с места, нигде не оставляя души. В город уже едешь, как ликвидатор или сталкер в зону поражения. Воздух перестает быть воздухом, превращается в ядовитый коктейль из газов, тяжелых металлов, смога, сигаретного дыма, запахов перегара, помойки и прочих зловоний. Легкие сжимаются от нехватки кислорода. На сцене из бетона, металла и стекла в этом Театре Абсурда разыгрывается гротескная пародия на жизнь. Не удивительно, что люди перестают быть людьми в такой обстановке, ведь в этих условиях все искажается самым уродливым образом. Однако, на столь кошмарном фоне особенно заметны яркие красивые образы. Истосковавшийся взгляд жадно выхватывает их из тошнотворного калейдоскопа городской суматохи. Вчера по дороге на работу пересекала Смоленскую площадь. Справа — поток людей и машин, зажатый безобразными строениями, которые ночью еще и расцвечиваются неоновыми огнями, слева — холодная строгая махина МИДа. И вдруг над мидовской парковкой низко пролетел ястреб, трепеща острыми крыльями. Скользнул над головами прохожих и взмыл вертикально вверх. Сердце радостно встрепенулось, будто птица, и рванулось следом за ястребом. Удивительное существо этот ястреб, диверсант на вражеской территории, разбойник, пират в чужих водах. Еще одно «животное особенное, к дикой жизни приспособленное в развороченном раю». Мелькнул, как вспышка света в песчаной буре, проблеск надежды, привет из другого мира. Интересно, встретился ли он с тем воробьем с частичным альбинизмом, которого я видела на Арбате? Быстрокрылый бандит любит добычу с белым оперением.... А сегодня попался образ совершенно противоположный. На переходе станции метро «Киевская» увидела бабочку. Несчастная павлиноглазка сидела на белом сводчатом потолке перехода, сложив крылья, а под ней, не замечая ее, двигалась тусклая однородная человеческая масса. Вероятно, бабочка залетела в метро в поисках хорошего места для зимовки и заблудилась в этом лабиринте Минотавра, откуда ей не будет возврата. Неожиданный и печальный образ. Мое философское настроение развеял маленький котик, ловивший что-то на газоне перед входом на работу. Я спросила его: «Что ты там нашел, засранец?» В ответ котейка разразился целой тирадой. Свое повествование он изложил противным и громким голосом с многочисленными руладами, при этом перебирал лапками, как это делают кошки в состоянии счастливом и эйфорическом. Замечательный ребенок. Как сказал Смерть Плоского Мира: «Кошки. Кошки это хорошо». Р.S.: Белый воробей, оказывается, еще жив, хороняка. Только что видела его на Новом Арбате. |
Автор: Варвара Дронова 09.12.11 |
| |